Если рассматривать угрозы, исходящие со стороны Афганистана для Центральной Азии, то необходимо анализировать их с нескольких взаимосвязанных позиций — геополитической, военно-политической, социально-идеологической и технологической.
На мой взгляд большую роль играет геополитический фактор (столкновение больших игроков за влияние в регионе), и как результат — это неизбежно нарастающая турбулентность на южных границах ЦА.
В условиях новой «Большой игры», Афганистан выступает не только как потенциальный источник угроз, но и как рычаг, с помощью которого может осуществляться давление на страны Центральной Азии и которая выступает неким «мягким подбрюшьем» сразу для Китая, России и частично Ирана.
Таким образом, Афганистан остаётся одним из главных факторов долгосрочных угроз и нестабильности для Центральной Азии. Речь идёт не столько о прямой военной опасности со стороны ИГИЛ ВХ, сколько о совокупности сразу социальных, идеологических и технологических рисков, усиливающих внутреннюю уязвимость государств региона.
Современная ситуация вокруг Афганистана характеризуется высокой степенью нестабильности. На южных и восточных рубежах фиксируются регулярные вооружённые столкновения между силами де-факто правительства «Талибан» и Пакистана. Параллельно сохраняется напряжённость на ирано-афганской границе, где не решены водные и территориальные споры, а также вопросы взаимодействия в сфере безопасности.
Дополнительным дестабилизирующим фактором выступает возможность эскалации конфликта между США, Израилем и Ираном. Потенциальные удары по Ирану способны вызвать каскад региональных последствий, что создаст новый виток неопределённости и усилит внешнее давление на Афганистан и сопредельные государства.
После завершения активной фазы конфликта в Газе внимание глобальных акторов, вероятно, будет смещено на Сирию, где присутствует значительное число выходцев из Центральной Азии. Перемещение боевиков и идеологов из Сирии в Афганистан уже делает последний стратегическим плацдармом для подготовки и возможного направления операций в регион Центральной Азии.
Внутренний ландшафт Афганистана остаётся крайне неоднородным. Помимо «Талибана» и его фракций (кабульский офис и кандагарский), активны оппозиционные формирования, «Фронт освобождения Афганистана», усиливается активность ячеек «Исламского государства — Вилаятуль Хорасан» (ИГИЛ-Х), которое действует практически по всей территории Афганистана.
Кроме того, потенциальным источником угрозы являются граждане Центральной Азии, участвовавшие в боевых действиях на территории Сирии или Украины. Часть из них могут представлять интерес как для вербовки террористических групп, так и определённых структур в чисто операционных целях.
Растет и усовершенствуется информационно-пропагандистская деятельность ИГИЛ ВХ. Как мы видим террористическая сеть активно осваивает инструменты цифровой среды, переходя от ранее используемой пропаганды к гибридным формам воздействия.
Использование искусственного интеллекта, нейросетей, манипулятивных алгоритмов и таргетированной информации превращает интернет-платформы в ключевое пространство вербовки. Основная целевая аудитория — молодёжь Центральной Азии, социально активная, но нередко не обладающая достаточным критическим мышлением и цифровой грамотностью.
Затрагивая вопрос о радикализации, то она может исходить как из бытовых, семейных проблем, а также извне, путем целенаправленных разных нарративов. Вопроса о справедливости, давление на религию, нарушения прав верующих, исламофобии, или противопоставление на «своих» и «чужих» (светских, тенгрианцев) в одном обществе.
Также необходимо учитывать уже и глобальный триггер, влияющий на радикализацию. Открытый геноцид в Газе, который воспринимается как символ «несправедливости», двойных стандартов. И соответственно это становится «религиозным долгом» по защите мусульман и ислама. При этом политизация молодежи, часто имеет поверхностную и больше эмоциональную окраску.
В наших странах и странах Ближнего Востока такие конфликты становятся базой для виртуальной пропаганды: мемы, видео, короткие ролики с эмоциональным подтекстом. вербовщики используют простую схему: «мусульмане угнетаются везде → твой долг – присоединиться к вооруженной борьбе», так как другое уже не работает, только сила. Картинка успехов талибан в Афганистане, или же джабхатуль нусра в Сирии, усиливают результативность пропаганды.
Визуализация (жестокие кадры, слоганы), используется в онлайн-кампаниях для эмоциональной мобилизации. Отсюда как последствие рост неоправданного антисеметизма (без разделения религии от идеологии и от национальности), или также рост исламофобии. В соцсетях нет разделения на иудаизм – сионизм и евреи. При этом такие коментарии ставят часто псевдобогословы, активные блогеры из начинающих салафитов чаще (выборочные аяты и хадисы, вырванные из контекста).
Иными словами, радикализация сегодня – это не только результат бедности, маргинализации или отсутствия образования. Это все умело используется как материал для усиления пропаганды ИГИЛ, Аль Каиды и других такфиритских групп.
Молодежь подвержена «эффекту справедливого гнева», и, к сожалению, имеет чаще клиповое мышление и воспринимает визуальный контент сильнее, чем текстовый.
Создается как бы информационный пузырь, не хватает альтернативного решения (когда муллы молчат, политики молчат, говорят блогеры), и в их видении нет альтернативы и только радикальные идеи кажутся истиной.
Старые методы противодействия — административные запреты, блокировки сайтов, традиционные религиозные лекции — теряют эффективность, поскольку экстремистская идеология меняет форму: она перестаёт быть маргинальной и всё чаще маскируется под общественно-политические и социальные лозунги, эксплуатируя темы справедливости (двойных стандартов международного права), коррупции, неравенства и идентичности.
Например, для Кыргызстана важным фактором риска становится освобождение ранее осуждённых лиц, связанных с террористическими структурами — такими, как «Джейш аль-Махди», такфиритские группы, близкие к ИГИЛ, и «Аль Каидой».
По мере завершения сроков их наказания ожидается выход этих лиц на свободу в ближайшие два три года, что создаёт риски возобновления пропагандистской и организационной активности.
Дополнительную опасность представляет ситуация в пенитенциарных учреждениях: в условиях ослабления влияния традиционного криминального авторитета тюремный вакуум может быть заполнен радикальными идеологиями, в частности такфиристского характера.
Отдельной категорией риска выступают возвращенцы и депортированные из Сирии и Ирака женщины с детьми. Не имея полноценной реабилитации, они могут становиться проводниками экстремистских идей в социальных сетях и в бытовой среде.